День всех влюбленных

-…Да, погодка не радует,- подумал Джон, глядя на потоки воды, бьющие в окно автобуса. За окном проносились редкие огни предместья. Но вокруг было предельно комфортно. Он еще раз огляделся. Группа и администраторы дремали в удобных креслах, мягко урчал мотор, мокрая дорога уносилась под колеса, с каждой минутой приближая Джона и его подопечных к цели. Но что-то встревожило его , от этой неясной тревоги он и проснулся на полпути до Города, будто пересекли они какую-то границу между обычной гастрольной безмятежной суетой и ощущением близости неожиданностей и приключений.

Больше всего на свете Джон ненавидел скуку и обожал неожиданности. Они заставляли его снова и снова проверять себя на близость сытой старости. Пока, по мнению Джона, старость была еще далеко. Но в этот дождливый вечер, один из их двухмесячного турне, неожиданности не привлекали его. все уже порядком устали, хотелось поскорее вернуться домой. Впереди оставался лишь Город, где они ни разу не были и, скорее всего, ни разу больше не будут.

В поисках источника беспокойства Джон пошарил по карманам — все документы, счета были на месте. Еще раз для верности Джон ощупал в кобуре под мышкой тяжелый «магнум» — не о чем беспокоиться. Он встал и прошелся по салону — все равно уже не уснуть. Все было в порядке. Поднявшись на второй этаж, он обвел глазами ряды кресел — все мирно спали. Лишь в первом ряду, нависающем над дорогой, слышался страстный шепот. Джон знал, что там Майк целуется с очередной девочкой из балета. Что-то неприятно кольнуло в груди, но он, поджав губы, спустился вниз. Его всегда раздражали бесконечные гастрольные романы Майка, но он отчетливо отметил, что не в этом была причина его беспокойства.

«Нервы расшалились…» — успокоил себя Джон и занял свое место. Но сон так и не пришел.

Город встретил их разноцветными огнями, отражающимися в бесчисленных лужах и непрекращающимся мелким дождем. Техники, чертыхаясь, выгружали аппаратуру, услужливые носильщики уже доставили их чемоданы в номера. Оставалось поужинать и снова лечь спать.

Но Джон знал, что эта ночь будет бессонной и наполненной обычными, не смешными уже приколами, сопровождающими каждую их остановку.

За ужином он почти ничего не ел и даже не прикоснулся к рюмке коньяка — тревога не отпускала. Майк же был весел, много пил и смеялся невпопад. Несколько раз встретившись с ним взглядом, Джон увидел прежнюю грусть в его красивых карих глазах, которая пребывала в них независимо от обстоятельств. «Бедняга, он так и не научился любить, — подумал Джон, — ни себя, ни друзей, ни жизнь».

Когда-то он знал совсем другого Майка, но это было много лет назад. А сейчас этот смуглый юноша, сводивший с ума всех встречных девчонок, становился все холоднее и печальнее. Но Джона это мало заботило. Он считал, что в свое время сделал все для того, чтобы этот мальчишка был счастлив. А то, что с каждой достигнутой целью из глаз Майка уходила радость — чья в этом вина?

Подождав пока все разошлись, Джон залпом допил коньяк и закурив свою любимую сигару, погрузился в привычное состояние оцепенения, когда не хочется ничего, даже думать. Он знал, что в его номере его ждет Сьюзан — новая подруга, ассистент звукорежиссера, но даже секс теперь почти не являлся для него стимулом к действию, что он относил на счет хронической усталости и возраста.

Ровно через час он начал свой обход.

В номере у Сота собрались почти все. Они активно обсуждали сколько горожанок они трахнут завтра, после того, как разорвут и этот Город. При этом в центре внимания был Джордж, который стоял посреди номера совершенно голый и пытался спрятать между ног свою, возбужденную разговорами, болванку. В это время Герман и Уэс пытались приладить на его атлетическую грудь лифчик, набитый полотенцами и чьими-то носками.

— Мы сейчас Майку такую деваху подсунем — никогда не забудет! — со смехом закричал Сот, увидев вошедшего Джона. Джон покрутил пальцами у виска и под общий хохот удалился.

В соседнем номере Мишель, Боб и Вэйт сидели у компьютера, старательно пририсовывая голову Сота какой-то девку, бесстыдно раскинувшей ноги. Это Мишель придумал на гастролях каждый день выпускать смешную газету из одного листка с описанием приключений команды. Это всех здорово развлекало и помогало поддержать боевой дух.

— И у вас все туда же, — недовольно проворчал Джон,- прямо сборище спермозавров.

— Спешим, пока не упал презервативный метеорит,- ответил Вэйт.

Джон махнул рукой и пошел к своему номеру. Но что-то заставило его вернуться к номеру Майка и прислушаться. За дверью слышались стоны и ритмичное сопение Майка. Что-то снова царапнуло по сердцу . Джон ухмыльнулся — неужели ревность? Он снова закурил, отойдя к окну. Площадь, залитая желтым светом фонарей, блестела как каток.

Наверняка ревность. Ревность к чужой молодости, тоска по ушедшим лучшим временам. Мелкие капли стекали по стеклу.

— Тоска, — вслух сказал Джон и пошел в свой номер.

Там его, конечно, уже никто не ждал. Он быстро разделся, лег и провалился в мир своих сновидений.

На этот раз он любил, как никогда до этого. Неясная фигура манила его за собой. Он бежал, превозмогая усталость, хватал ее руками, но руки ловили пустоту. Вдруг он наткнулся на смуглого мальчишку, укоризненно смотревшего на него. Он понял, что на нем ничего нет и мальчик видит все. Сгорая от стыда, Джон попытался прикрыться, но руки не слушались его. В тоске и тревоге Джон проснулся. И с замиранием сердца понял, что рядом лежит чье-то излучающее желание тело. «Это все мне снится», — подумал Джон и обнял свою прекрасную незнакомку. Его руки ласкали ее хрупкое тело, он восхищался ее осязаемой красотой и нежностью ее кожи. Он был решительным до грубости и в то же время сентиментально нежным. В какой-то момент он опустил руку ниже ее округлого бедра.

И в это время чья-то рука грубо схватила его за волосы и отбросила прочь. Джон открыл глаза и ужаснулся: рядом с ним лежал Майк. Джон закрыл глаза — больше всего на свете он хотел, чтобы это был сон, но Майк обнял его шею и сделал знак молчать и не распускать руки. Но Джону было не до того. Он отвернулся, сбросил со своего плеча руку Майка и моментально уснул.

Утром выглянул солнце, но ненадолго. Тучи снова закрыли небо тяжелым серым панцирем. Когда Джон проснулся, Майка уже не было. С тайной надеждой, что это все-таки был сон, Джон осмотрел номер. Все свидетельствовало о том, что так оно и есть. Обойдя номер еще раз и уже почти успокоившись, Джон вдруг увидел под телефоном записку. Он выругался и развернул ее.

«Извини, это была глупая шутка. Они хотели подложить мне Джорджа, а я сбежал к тебе. За то, что было не обижаюсь — даже приятно. Ты удивительно нежный. Я жду тебя в баре. Твой Майк.»

Джон выругался еще раз и скомкав записку, бросил ее в корзину. Потом, подумав, достал обратно и разорвал на мелкие кусочки — мало ли что подумает горничная, если надумает прочесть. Теперь уж точно все знают об этом. И завтра в их дурацкой газете будет красоваться Джон, трахающий Майка по полной программе. В шею нужно было гнать этого Мишеля с его газетой! Готовясь к худшему, Джон лишний раз проверил, ничего ли он не забыл и тут его взгляд упал на календарь, висевший над злополучной полкой для телефона. Календарь красноречиво свидетельствовал, что сегодня 14 февраля. Джон специально готовил последний концерт тура к Дню всех влюбленных. Но при этом он совсем забыл, что в этот день родился самый любвеобильный человек на планете — Майк. Даже подарка не приготовил. А ведь они знакомы уже больше десяти лет. Гнусно начинается день. Джон еще постоял у двери и, решившись наконец, вышел.

В баре уже сидели группа, балет и саунд-стафф. Увидев Джона, они устроили ему привычную овацию, но не более утрированную, чем обычно. Принимая от них множество сердечек и поздравлений, Джон улыбался и говорил, что в ответ дарит им свое большое сердце одно на всех — все было в рамках правил. Когда же начнется? — думал он.

Майк сидел в конце барной стойки и смотрел телевизор. Джон подошел к нему, хлопнул по плечу, поздравил с днем рождения, все устроили еще одну овацию. Майк сверкнул глазами и пожал ему руку — крепче чем обычно. Заглянув в его глаза, Джон понял, что он ничего никому не сказал и не скажет. Значит, это не розыгрыш. тогда что, черт побери?

— Что тебе подарить? — спросил он

— Экскурсию по Городу, — ответил Майк

— Кого мы возьмем с собой?

— Никого. Мы пойдем вдвоем — нужно поговорить.

«Начинается», — подумал Джон.

Это была неожиданность. Джон поморщился, но отказываться было поздно.

— Хорошо, — сухо сказал он и пошел отдавать распоряжения техникам и гидам, которые уже взяли парней в оборот, строго приказав не опаздывать на репетицию, Джон вернулся к Майку.

— Идем.

За дверьми отеля бушевал ветер, поднимая водяную пыль, снова зарядил дождь. «Дрянь погода», — подумал Джон и поднял руку, призывая такси. Но Майк дернул его за рукав:

— Мы пойдем пешком.

Джон пожал плечами и они пошли по улице, слившись с потоком прохожих. Майк долго шел молча.

— Сегодня у нас будут проблемы с концертом, — вдруг сказал он.

— Почему? — удивился Джон.

— В этом городе нет любви, — подумав, ответил Майк, — к нам никто не придет.

— Глупости, — ответил Джон, поднимая воротник.

— Посмотри на людей, — толкнул его в бок Майк.

Джон осмотрел встречный поток прохожих. Он никогда не испытывал большой любви к человечеству в целом. Люди — это материал для воплощения целей — считал он. Поэтому ничего особенного он не заметил. Обычные серые людишки, прячут лица от дождя. Тем лучше — придут сегодня в теплый и шикарный Дворец искусств. Майк посмотрел на него и, словно угадывая его мысли, сказал с грустью:

— Ты такой же. Ты не умеешь любить. Смотри не на плащи, смотри в сердце. Попробуй, ты же умел это раньше!

Джон почувствовал, как что-то сжалось внутри. Да. он умел это раньше, дарил любовь всем, и только благодаря этому достиг известных высот. А последние несколько лет он только и делал, что вытравливал из себя любовь, как нечто, мешающее жить, лечил ее водкой, как чуму, боролся с ней снотворным, как с душевной болезнью.

Он поднял глаза и вновь осмотрелся. Чем больше пустых глаз он встречал, чем больше видел лиц, отмеченных печатью тоски, пустых забот и тоски, тем страшнее ему становилось. Вот она — причина его беспокойства. только откуда он мог знать, что именно здесь его ждет провал?

— У нас сегодня много работы, прервал его мысли Майк,- я кое-что могу сделать. Мы должны все здесь изменить.

— Что? — недоуменно спросил Джон.

Внезапно Майк забежал вперед и перегородил Джону путь. Как когда-то в детстве.

— Я должен тебе что-то сказать,- неожиданно серьезно сказал он, — я многое могу. Ты не знаешь обо мне того, что я не такой, каким кажусь всем.

Джон боялся этого разговора. Ему невольно вспомнились подробности этой идиотской ночи. Но Майк продолжал говорить, словно боясь, что не успеет.

— Понимаешь, в это трудно поверить, но я могу делать людей счастливыми…

— Что? — снова изумился Джон, но Майк не дал ему договорить.

— Именно в этот день, раз в году я могу творить чудеса…

— Это мы уже видели сегодня, — ухмыльнулся Джон, — особенно ночью…

— Забудь,- нетерпеливо замахал руками Майк, — если бы не эта ночь, разве ты бросил бы все дела и пошел со мной, даже если у меня день рождения? Вспомни, когда ты со мной разговаривал последний раз, как со своим другом?

Он был прав. Джону стало стыдно, но все же он сделал шаг в сторону, пытаясь его обойти.

— Ты мне не веришь? — закричал Майк, хватая его за руку, — ты никогда мне не верил, но теперь у тебя нет выхода. Ты должен пойти со мной. иначе тебя ждет провал.

Джон не ожидал такой вспышки чувств. Он остановился.

— Прошу тебя, посмотри мне в глаза! — продолжал кричать Майк.

Джон хотел ухмыльнуться, но у него не вышло. Он безотчетно повинуясь заглянул в коричневую глубину, которая так часто его привлекала и так часто отталкивала. Вдруг произошло нечто совершенно непонятное. Глаза Майка стали светиться изнутри мягким светом. Свет разгорался все больше и больше и внезапно взорвался множеством лучей, заигравших на мокрых стеклах витрин. Прохожие испуганно подымали головы, потом еще плотнее закутывались в шарфы и продолжали путь. Майк сорвался с места и потащил Джона за собой. Джон как завороженный шел за ним — он не мог оторваться от его глаз. какое-то неясное воспоминание теснило его грудь, спеша вырваться наружу то ли приступом смеха, то ли потоком слез.

Через некоторое время они оказались у вокзала. Старинное здание не пощадила зима — все стены были в грязных потеках и мрачной громадой высились посередине площади. Но глаза Майка сверкали и будто солнечные зайчики скользнули по древним кирпичам, заставив их ожить на мгновенье. Джон не понимал, что происходит.

они взяли билеты на пригородный поезд и очнулся Джон уже когда перрон, набрав скорость, исчез за огнями последнего вагона.

— Смотри,- шептал Майк, — на этих несчастных. Они даже не смеют позволить себе мечты о том, чего жаждут.

Действительно, публика в вагоне подобралась что надо. Несколько старых дев, строгие статс-дамы и группа школьниц с бледными лицами в длинных юбках и черных чулках, производящих впечатление неприступных крепостей.

— Сейчас мы их попустим, — сказал Майк, — только есть одно условие. Обещай мне, что выполнишь его, что бы ни случилось.

— Обещаю, — автоматически сказал Джон, — а в чем дело?

— Ничего опасного, просто не хочу осложнять тебе жизнь, — ответил Майк, — что бы ни случилось, прошу, не смотри на меня!

— Хорошо, — ответил Джон.

Майк хлопнул его по плечу, потом встал, прошелся по вагону и вдруг исчез из прохода. Джон не успел удивиться или испугаться, как с вагоном произошло и вовсе нечто невообразимое — серая обивка превратилась в приторно-розовый шелк, кресла сами собой сложились и раздвинулись в небольшие диванчики с идиотской расцветки обивкой в цветочек. На окнах появились совершенно безвкусные, мещанского типа шторы с рюшечками и складочками.

«Не хватает только гобелена с лебедями», — автоматически подумал Джон.

— Слушаюсь, ваше величество, — раздался над его ухом до боли знакомый насмешливый мальчишеский голос, и гигантский гобелен с огромными, размером с хорошего птеродактиля птицами, заменил собой розовую обивку. Низкий потолок взнесся на неизмеримую высоту и оттуда, с этой высоты, донесся громкий голос Майка, нежный, мелодичный и насмешливый одновременно.

— Милые мои, сейчас вы будете делать то, чего не делали никогда в жизни! Вы будете любить, — в этом месте послышалось отчетливое фырканье сдерживаемого смеха, — или вас будут любить, это уж как кому нравится, — и Майк засмеялся удивительным заливистым смехом, от которого сердце Джона мучительно и сладко сжалось — он вспомнил!

Он вспомнил этот смех, этот голос, этот свет в глазах, этого строгого неулыбчивого мальчишку, смотревшего на него в кошмарных снах. Он стал искать глазами Майка, но голос сказал ему на ухо:

— Джон, мы же договаривались…

Джон вспомнил о своем обещании и обвел глазами помещение, теперь напоминавшее низкосортный бордель на рельсах. И поразился — вместо сумрачных грымз на диванчиках сидели развеселые женщины, пытавшиеся изо всех сил привлечь его внимание. Школьницы уже лишились своих черных чулок, юбки изрядно укоротились, жаждущие прикосновения молодые груди распирали форменные блузки. Статс-дамы постоянно поправляли прически, непрерывно стреляя глазами по сторонам.

— Внимание! — прогрохотал голос, — а теперь — свадебный марш! — и снова звонко рассмеялся.

Действительно, загремел свадебный марш и вагон наполнился обнаженными мужчинами, каждый из которых шел прямо к своей избраннице. Джон с удивлением обнаруживал среди них знакомые лица — Рики Мартин, Лео Ди Каприо, старички Джаггер и Ален Делон. И вдруг, Джон даже привстал — около девчонок толпились его парни. Но что с ними случилось — Герман сбросил как минимум пятнадцать кило, Вэйт будто помолодел — таким он был когда они начинали много лет назад, Майк словно вырос, стал небывало мускулистым и стройным. Джон в недоумении сел на свое место.

— Все они сейчас с теми, кого хотели всю жизнь, но боялись себе даже признаться, — шептал веселый голос над ухом, — смотри, что сейчас начнется!

Через несколько минут на диванчиках начались сладострастные битвы.

— Ты только посмотри, какие мы все супермены, — захохотал над ухом голос Майка.

Джон испытал непреодолимое желание оглянуться. Он знал, чем это грозит, он уже догадался. Знал, что без памяти влюбится в того, в кого влюблялись все, кому доводилось поймать этот взгляд. Он понял, почему девчонки не могли устоять перед Майком — они чувствовали, что находится внутри. Но устоять перед искушением не мог. Все равно этот смех будет преследовать его до конца жизни, все равно этот мальчишка встречал его в каждом сне — пусть хоть теперь улыбается! Он решил во что бы то ни стало увидеть того, кто украл этот голос и смех у того мальчишки, которого он любил как сына и которому мечтал подарить весь мир. Джон встал и резко обернулся.

Будто на троне, на кресле под самым потолком восседал Майк — юный, стройный, смуглый мальчуган в странном одеянии, напоминавшем не то шкуру фавна, не то греческую тунику. От него исходили странные вибрирующие лучи, глаза его горели огнем любви. Джон хотел отвернуться от слепящего света , но глаза его встретились с глазами Майка и он почувствовал, как вспыхнуло его сердце. И в тот же миг все пропало.

Вокруг был несущийся в дождливую даль серый вагон, рядом сидел Майк, печально и укоризненно глядевший на Джона, и на креслах вокруг в экстазе корчились почтенные дамы и взвизгивали от страсти школьницы.

— Что это? — спросил Джон

— Онанизм, — равнодушно ответил Майк.

— Кто ты, малыш? — почти нежно спросил Джон. Уже больше десяти лет он не называл его так.

— Король дрочил, — грубо ответил Майк.

Он помолчал, а потом резко обернулся к Джону.

— Я же просил тебя! — закричал он, — что мне теперь с тобой делать?

— Ничего не произошло, — ответил Джон, — просто открылось то, что и так было ясно. Я любил тебя все эти годы, малыш. Просто не хотел развозить сопли — ты должен был вырасти сильным мужчиной.

— И ради этого ты мучил меня невниманием, равнодушием, испытывал мои чувства, уходил, возвращался, бросал меня на произвол судьбы, а потом благосклонно спасал, играл мной как хотел? — из глаз Майка брызнули слезы, огненными искрами разлетевшиеся в воздухе, — я любил тебя больше жизни, я верил тебе как никому, а ты отталкивал меня, чтобы не показаться сентиментальным . Ты воспитывал из меня мужчину!

Джон вспыхнул, сердце выскакивало из груди, жгло все сильнее. Он подумал, что пришел конец. Он бросился, чтобы обнять Майка, но тот холодно отстранил его.

— Ты сам себя наказал. Я ничем не могу тебе помочь. Только в этот день я смогу понять тебя. Все остальное время ты будешь безнадежно любить меня. Ты ведь добился своего — я мужчина и я не твой сын!

— А теперь пора уходить. У нас, кажется, проблемы.

Джон посмотрел вперед и сквозь слезы увидел строгую даму, решительно идущую к ним. За ней маячила фигура полицейского.

— Это они околдовали всех, — закричала дама, — вы посмотрите, какой ужас! Что они сделали с порядочными женщинами!

Майк поднялся.

— Простите, они и остались порядочными. Но теперь они счастливы. А вы нет.

— Да как ты смеешь! — заорала дама.

— Вы никого не любите…

— Арестуйте его!

— И вас никто не любит…

— Безобразие!

— А как насчет полицейского?

Услышав последнюю фразу, полицейский бросился к ним, но не успел. Майк со смехом отскочил и послал ему воздушный поцелуй. В буквальном смысле этого слова. Поцелуй отделился от его губ и прочно пристал к щеке полицейского.

— Позор! — верещала дама, — полицейский целуется с мужчинами!

Поцелуй, тем временем, отлепился от щеки полицейского и пристал к губам дамы, заставив ее наконец замолчать. Она вдруг томно закатила глаза и упала в обьятия полицейского, который неожиданно для себя поцеловал ее. Она, упираясь изо всех сил, ответила ему взаимностью .

— С праздничком, — заливисто засмеялся Майк, — побежали, — он схватил Джона за руку и они выбежали в тамбур.

Поезд подходил к станцию. На приближающемся перроне Джон разглядел серые мундиры полиции — их, очевидно, уже встречали.

— Что делать? — пробормотал Джон.

— Будем прыгать, — весело ответил Майк.

— Это безумие, мы разобьемся

— Сегодня мой день — закричал Майк, — сегодня все получится! Держись за меня и слушайся только своего сердца!

Джон чуствовал, что еще немного — и сердце разорвется в груди. Он попытался ухмыльнуться, но вдруг широко улыбнулся и смех сам посыпался мелким горохом из его груди. Он схватил майка за руку и они прыгнули из несущегося вагона, но не упали на асфальт, а взлетели над составом, мягко опустились на колею и побежали по рельсам, уворачиваясь от сигналящих локомотивов. Однако, и здесь они наткнулись на засаду. Полицейские вскинули винтовки, но не успели ничего сделать, так как Майк, потянув Джона за собой легко пробежал по вертикальной стенке вагона какого-то поезда и они оказались на крыше. Ветер бил им в лицо, дождь потоками стекал по одежде, а они смеялись без перерыва. наблюдая за недоумение полиции.

Добежав до вокзала. они сбавили шаг и степенно вошли в зал. огромный стеклянный купол венчал главное здание вокзала, пропуская тусклый свет февральского дня.

— Отдохни, старичок, давясь от смеха сказал Майк, усаживая еле переводящего дыхание Джона на лавочку у стены. А я пойду разберусь с этими вояками. Они. по-моему, серьезно напрягли людей. И вправду, полиция у каждой двери устроила пропускной пункт, люди беспокоились и напирали сзади. Отряд полицейских вошел в зал. За их плечами виднелись стволы.

— Да, непорядок в этой стране с любовью, — сказал Майк, — они отвыкли от настоящего безумия. Рыбья кровь, — он поднялся и направился к выходу.

— Постой, — воскликнул Джон и нашарил в кармане плаща пистолет.

— Зачем? — удивился Майк

— Они будут стрелять в тебя, — взволнованно ответил Джон, — если что-то случится с тобой, я этого не переживу.

— Мне не послышалось? — рассмеялся Майк, но пистолет взял. Затем торжественно пожал Джону руку.

— Прощай, я их отвлеку. А ты иди к нашим. Я втянул тебя в эту историю, мне и выпутываться, — он сделал шаг назад и порывисто обнял Джона. Джон крепко сжал его в объятиях — впервые за много лет. Он был счастлив. И только потом заметил, что Майк давится от смеха.

Майк пошел к выходу. Джон поднялся вслед за ним, готовый зубами вцепиться в глотку любому, кто хоть пальцем тронет Майка. Тот, однако, обернулся и приложил палец к губам.

Тем временем Майка узнали. В центр зала со всех сторон уже бежали серые мундиры. Глядя на это, Майк спокойно, как в кино, поднял пистолет и выстрелил в первого попавшегося офицера. На вокзале поднялась паника. В ту же секунду сотни пуль прошили то место, где стоял он стоял. Джон зажмурил глаза, но когда открыл его, окровавленного тела на полу не было. Его вообще нигде не было. И офицер, словно споткнувшись, снова выпрямился, но что-то странное сделалось с его лицом. он счастливо улыбался.

Вдруг зал озарился знакомым светом. Джон поднял глаза — никакая сила не могла запретить ему смотреть. Под стеклянным куполом спокойно восседал веселый смуглый мальчишка и хохотал над ужасом мечущихся внизу людей. В суматохе ему удалось выхватить у кого-то автоматическую винтовку и теперь он, опираясь на нее, как на посох, медленно опускался вниз. Все замерли. Кто-то упал на пол, кто-то истошно кричал, кто-то решил встретить смерть лицом к лицу. Майк заговорил.

— Несчастные! Вы забыли о главном! Сегодня мы принесли в ваш Город любовь. Но она не нужна вам — вы забыли о том, что такое любить, что такое жить! — Джон молча любовался этим воплощением неизвестного ему божества, но не мог не отметить, что божество едва сдерживалось от смеха во время своей торжественной речи и корчило гримасы, на которые был способен только Майк.

— Вы не заслуживаете права жить! Без любви нет жизни! — подвывая от желания расхохотаться, продолжал Майк, — так умрите же, несчастные!

Джон догадался и похолодел. Майк спокойно поднял винтовку и полоснул первой очередью по стоящим кольцом полицейским. Затем по толпе, по слившимся в одну серую массу благопристойным гражданам. Зазвенели стекла, в пыль разлетались под ударами тяжелых пуль хрустальные подвески люстры. Ветер, ворвавшись в разбитые окна закружил человеческие крики под потолком. Майк стрелял не переставая, словно у него не кончались патроны. Вскоре в зале не осталось ни одного стоящего человека, кроме Джона. Он, оглушенный и потрясенный всем происходящим, стоял среди распростертых тел и не мог поверить своим глазам.

Внезапно ветер разогнал тучи и сквозь стеклянный купол хлынули солнечные лучи. Яркое, почти весеннее солнце осветило тела людей. Они стали медленно вставать, словно просыпаясь. Будто ничего не произошло, они продолжили свой путь, полиция в растерянности бродила по вокзалу, словно забыв, зачем они сюда пришли. Все улыбались.

— Варварский способ, но таких впечатлишь только этим, — услышал Джон за спиной голос Майка. Он резко обернулся. Майк мягко улыбался ему. Глаза его сверкали, или может, просто солнце отражалось в них.

— Спасибо за экскурсию, Джон, — сказал он, — это действительно хороший подарок. Мы так редко разговариваем. А ведь были друзьями когда-то. Нам пора.

Джон взглянул на часы. Действительно, они увлеклись. концерт должен был начаться с минуты на минуту. он вызвал такси и они помчались к Дворцу искусств. Краем глаза следя за Майком, Джон недоумевал — неужели он ничего не помнит? Или действительно ничего не было, и все это был просто сон, навеянный дождем в пустой электричке?

Около Дворца теснилась огромная толпа подростков. С трудом пробившись в зал, Джон опешил: зал бесновался. На сцене стояли растерянные парни, не ожидавшие такого приема в мрачном провинциальном городе. Майк, стоя рядом, усмехался.

Парни запели и вдруг все замолчали. Одна, вторая, третья песня… Тысячи подростков завороженно слушали и только после пятой песни перед антрактом зал взорвался овациями. Это был триумф.

Джон обернулся к Майку, но его не было рядом. Он уже что-то шептал на ушко симпатичной девчонке, которая не смогла достать билета, а он героически провел ее на лучшее место — на осветительский балкончик. Джон вспомнил все и отвернулся. Сердце ныло — он знал, что теперь это навсегда.

Юрий Глушко Автор:

Ваш комментарий будет первым

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *